Большой пожар Рэй Брэдбери Страница: 2

- У него такие голубые глаза! - и она возвела очи к потолку.

Ничего достойного внимания он не смог узреть на по-толке.

Продолжая танцевать, она не спускала глаз с потолка, он подошел, встал рядом с ней и тоже стал глядеть на потолок, но на нем не было ни пятен от дождя, ни трещины, и он вздохнул:

- Марианна.

- И мы ели омаров в кафе на реке.

- Омаров... Понятно, но все-таки нам не хотелось бы, чтобы ты ослабла, свалилась. Завтра, хотя бы на один день, ты останешься дома и поможешь своей тете Мэт вырезать салфетки...

- Да, сэр.

И, распустив крылышки, она закружилась по комнате.

- Ты слышала, что я тебе сказал? - спросил он.

- Да, - прошептала она. - Да. - Глаза у нее были за-крыты. - О да, да, да. - Юбка взметнулась вокруг ее ног. - Дядя... - сказала она, склонив голову, покачиваясь.

- Так ты поможешь своей тете с салфетками? - вскри-чал он.

- Ее салфетками... - пробормотала она.

- Ну вот! - сказал он, усаживаясь на кухне с газетой в руках. - Вот я и поговорил с нею!

Но на следующее утро он, едва поднявшись с постели, услышал рык глушителя гоночного автомобиля и шаги сбе-гавшей по лестнице Марианны; на несколько секунд она задержалась в столовой, чтобы перехватить что-то вместо завтрака, затем остановилась перед зеркалом в ванной только для того, чтобы убедиться, что не бледна, и тут же внизу хлопнула входная дверь, послышался грохот удаляющейся машины и голоса громко распевающей парочки.

Отец схватился обеими руками за голову.

- Салфетки!.. - простонал он.

- Что? - спросила мать.

- Сальери, - сказал отец. - Сегодня утром мы посе-тим Сальери.

- Но Сальери открываются лишь после десяти.

- Я подожду, - решительно заявил отец, закрыв глаза.

В течение той ночи и еще семи безумных ночей качели у веранды, мерно поскрипывая, напевали: "назад-вперед, назад-вперед". Отец, притаившийся в гостиной, явно ис-пытывал необыкновенное облегчение, когда потягивал свою десятицентовую сигару и черри, хотя свет от сигары осве-щал скорее трагическую маску, нежели лицо. Скрипнули качели. Он замер в ожидании следующего раза. До него доносились мягкие, как крылья бабочки, звуки, легкий смех и что-то очень нежное для маленьких девичьих ушек.

- Моя веранда, - шептал отец. - Мои качели, - жа-лобно обращался он к своей сигаре, глядя на нее. - Мой дом. - И он снова прислушивался в ожидании того, что опять раздастся скрип. - О Боже! - заключал он.

Он направился к своему рабочему столу и появился на веранде с масленкой в руках.

- Нет-нет, не вставайте. Не беспокойтесь. Я смажу вот здесь и тут.

И он смазал машинным маслом соединения в качелях. Было темно, и он не мог разглядеть Марианну, он ощущал только ее аромат. От запаха ее духов он чуть не свалился в розовый куст. Не видел он и ее дружка.

- Спокойной ночи, - пожелал он.

Он вернулся в дом, сел и уже больше не слышал скрипа качелей. Теперь до его слуха доносилось лишь легкое, как порхание мотылька, биение сердца Марианны.

- Он, должно быть, очень славный, - предположила, стоя в проеме кухонной двери, мама, вытиравшая обеден-ную посуду.

- Надеюсь, - буркнул отец. - Только благодаря этому я позволяю им каждую ночь качаться у нас на качелях!

- Уже столько дней они вместе, - заметила мама. - Если бы у этого молодого человека не было серьезных намерений, юная девушка не встречалась бы с ним так часто.

- Может, он сегодня вечером сделает ей предложение! - радостно предположил отец.

- Едва ли так скоро. Да и она еще слишком молода.

- Однако, - раздумывал он вслух, - все может случить-ся... Нет, это должно, черт его подери, случиться!

Бабушка хихикнула, тихо сидя в своем кресле в углу комнаты. По звучанию это похоже было на то, как если бы кто-то перевернул страницу в очень древней книге.

- Что тут смешного? - спросил отец.

- Подожди и увидишь, - ответила бабушка. - Завтра. Отец уставился на нее, но она не произнесла больше ни слова.

- Так, так, - сказал за завтраком отец, внимательно, отечески разглядывая яйца. - Да, черт возьми, вчера вечером на веранде шепоту было еще больше. Как его зовут? Исак? Ну что ж, если я хоть немного смыслю в людях, по-моему, он вчера вечером сделал Марианне предложение - я даже уверен в этом!

- Это было бы прекрасно, - вздохнула мама. - Свадьба весной! Но так скоропалительно...

- Однако, - напыщенно заявил отец, - Марианна из тех девушек, которые выходят замуж молодыми и быстро. Не станем же мы мешать ей, а?

- На этот раз ты, пожалуй, прав, - согласилась мать. - Свадьба будет на славу. Будут весенние цветы, а Марианна в свадебном наряде, который я присмотрела у Хейдекеров на прошлой неделе, будет прекрасна.

И они в нетерпении стали глядеть на лестницу, ожидая появления Марианны.

- Простите, - проскрипела со своего места бабушка, разглядывая лежавший перед нею тост, - но я на вашем месте не торопилась бы таким образом избавиться от Мари-анны.

- Это почему же?

- Потому.

- Почему - потому?

- Я не люблю разрушать ваши планы, - прошелестела, посмеиваясь и покачивая своей крошечной головкой, ба-бушка. - Пока вы, драгоценные мои, беспокоились о том, как бы выдать Марианну замуж, я следила за ней. Вот уже семь дней я наблюдала, как ежедневно этот молодой человек подъезжал на своей машине и гудел в клаксон. Он скорее всего артист, или артист, умеющий мгновенно менять свою внешность, или что-то в этом роде.

- Что? - воскликнул отец.

- Вот именно, - сказала бабушка. - Потому что сна-чала он был юным блондином, а на следующий день - высоким брюнетом, во вторник это был парень с кашта-новыми усами, а в среду - рыжий красавчик, в пятницу он стал ниже ростом и вместо "форда" остановился под окном в "шевролете".

Мать и отец сидели какое-то время, будто кто-то ударил их молотком по левому уху. В конце концов отец, весь вспыхнув, закричал:

- Ты соображаешь, что говоришь? Ты говоришь, что все эти парни и ты...

- Ты всегда прятался, - обрезала его бабушка. - Чтобы никому не помешать. Стоило тебе выйти в открытую, и ты увидел бы то же, что видела я. Я помалкивала. Она остынет. Это ее время, время жить. У каждой женщины наступает такая пора. Это тяжело, но пережить можно. Каждый новый мужчина ежедневно творит чудеса в девичьей душе.

- Ты, ты, ты, ты! - и отец едва не задохнулся, с вы-пученными глазами, хватаясь за горло, которому узок стал воротничок. Он в изнеможении откинулся на спинку стула. Мать сидела оглушенная.

- Доброе утро всем!

Марианна сбежала по ступенькам вниз. Отец воззрился на нее.

- Это все ты, ты, ты! - продолжал он обвинять во всем бабушку.

"Сейчас я с криками выбегу на улицу, - думал отец, - и разобью стекло на сигнале пожарной тревоги, и нажму на кнопку, и вызову пожарные машины с брандспойтами. А может, разразится поздняя снежная буря, и я выставлю на улицу, на мороз Марианну..."

Он не предпринял ничего. Поскольку в комнате для такого времени года было слишком жарко, все вышли на прохладную веранду, а Марианна, уставившись на стакан с апельсиновым соком, осталась одна за столом.

- А наша дочь была такой же, мама? - поинтересовался он. - Она вышла замуж и уехала так давно, что я все забыл уже. Но насколько помню, она не была такой дурой. Никогда не узнаешь, как это девчонка в какой-то миг стано-вится вдруг рысью. На этом мужчина и попадается. Он говорит себе: "О, какая прелестная глупышка, она любит меня, женюсь-ка я на ней". И он женится на ней, но однажды ... Далее

В течение той ночи и еще семи безумных ночей качели у веранды, мерно поскрипывая, напевали: "назад-вперед, назад-вперед". Отец, притаившийся в гостиной, явно ис-пытывал необыкновенное облегчение, когда потягивал свою десятицентовую сигару и черри, хотя свет от сигары осве-щал скорее трагическую маску, нежели лицо. Скрипнули качели. Он замер в ожидании следующего раза. До него доносились ... Далее